Неточные совпадения
Лицо ее казалось усталым, и не было на нем той игры просившегося то в улыбку, то в глаза оживления; но на одно мгновение при взгляде на него что-то мелькнуло в ее глазах, и, несмотря на то, что
огонь этот сейчас же
потух, он был счастлив этим мгновением.
На грудь кладет тихонько руку
И падает. Туманный взор
Изображает смерть, не муку.
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
Мгновенным холодом облит,
Онегин к юноше спешит,
Глядит, зовет его… напрасно:
Его уж нет. Младой певец
Нашел безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре,
Потух огонь на алтаре!..
Оставшись в одном белье, он тихо опустился на кровать, окрестил ее со всех сторон и, как видно было, с усилием — потому что он поморщился — поправил под рубашкой вериги. Посидев немного и заботливо осмотрев прорванное в некоторых местах белье, он встал, с молитвой поднял свечу в уровень с кивотом, в котором стояло несколько образов, перекрестился на них и перевернул свечу
огнем вниз. Она с треском
потухла.
Он не чертил ей таблиц и чисел, но говорил обо всем, многое читал, не обегая педантически и какой-нибудь экономической теории, социальных или философских вопросов, он говорил с увлечением, с страстью: он как будто рисовал ей бесконечную, живую картину знания. После из памяти ее исчезали подробности, но никогда не сглаживался в восприимчивом уме рисунок, не пропадали краски и не
потухал огонь, которым он освещал творимый ей космос.
Когда заря
потухла на небе, китаец сбегал к кукурузе и зажег около нее
огонь.
Огонь, бежавший широкой рекою, разливая кругом яркий свет и заревом отражаясь на темном небе, вдруг начинает разбегаться маленькими ручейками; это значит, что он встретил поверхность земли, местами сырую, и перебирается по сухим верхушкам травы;
огонь слабеет ежеминутно, почти
потухает, кое-где перепрыгивая звездочками, мрак одевает окрестность… но одна звездочка перескочила на сухую залежь, и мгновенно расстилается широкое пламя, опять озарены окрестные места, и снова багряное зарево отражается на темном небе.
Огонь, вспыхнувший вначале между двумя дотлевавшими головнями, сперва было
потух, когда упала на него и придавила его пачка. Но маленькое, синее пламя еще цеплялось снизу за один угол нижней головешки. Наконец тонкий, длинный язычок
огня лизнул и пачку,
огонь прицепился и побежал вверх по бумаге, по углам, и вдруг вся пачка вспыхнула в камине, и яркое пламя рванулось вверх. Все ахнули.
Ромашов слышал частое, фыркающее, как у лошади, дыхание Бек-Агамалова, видел его страшные белки и остро блестящие зрачки глаз и белые, скрипящие движущиеся челюсти, но он уже чувствовал, что безумный
огонь с каждым мгновением
потухает в этом искаженном лице.
В гостиной у Николаевых
потух огонь.
И как скоро, как беспрепятственно совершается процесс этого превращения! С какою изумительною быстротой поселяется в сердце вялость и равнодушие ко всему,
потухает огонь любви к добру и ненависти ко лжи и злу! И то, что когда-то казалось и безобразным и гнусным, глядит теперь так гладко и пристойно, как будто все это в порядке вещей, и так ему и быть должно.
Я и еще одну позволил и сделался очень откровенный: все им рассказал: откуда я и где и как пребывал. Всю ночь я им, у
огня сидя, рассказывал и водку пил, и все мне так радостно было, что я опять на святой Руси, но только под утро этак, уже костерок стал
тухнуть и почти все, кто слушал, заснули, а один из них, ватажный товарищ, говорит мне...
Божественная искра небесного
огня, который, более или менее, горит во всех нас, сверкнула бы там незаметно во мне и скоро
потухла бы в праздной жизни или зажглась бы в привязанности к жене и детям.
В окнах
огней уже нет, и фонари
потухли.
Сквозь частую сетку ливня и темноту в той стороне мелькал время от времени
огонь; пламя, заливаемое попеременно дождем или подживляемое сучьями, то
потухало совершенно, то вспыхивало.
А костер уже
потухал. Свет уже не мелькал, а красное пятно сузилось, потускнело… И чем скорее догорал
огонь, тем виднее становилась лунная ночь. Теперь уж видно было дорогу во всю ее ширь, тюки, оглобли, жевавших лошадей; на той стороне ясно вырисовывался другой крест…
Прииск потонул в густом белом тумане, точно залитый молоком;
огни у старательских балаганов
потухли и только где-где глянет сквозь ночную мглу красная яркая точка.
И все в доме окончательно стихает. Сперва на скотном дворе
потухают огни, потом на кухне замирает последний звук гармоники, потом сторож в последний раз стукнул палкой в стену и забрался в сени спать, а наконец ложусь в постель и я сам…
— Нашли, — ответил он как-то беззвучно… — Это было уже серым утром… Ветер стал стихать… Сел холодный туман… У него был
огонь, но он давно
потух. Он, вероятно, заснул… Глаза у него, впрочем, были раскрыты, и на зрачках осел иней…
И вот я увидал черную молнию. Я видел, как от молнии колыхало на востоке небо, не
потухая, а все время то развертываясь, то сжимаясь, и вдруг на этом колеблющемся
огнями голубом небе я с необычайной ясностью увидел мгновенную и ослепительно черную молнию. И тотчас же вместе с ней страшный удар грома точно разорвал пополам небо и землю и бросил меня вниз, на кочки. Очнувшись, я услышал сзади себя дрожащий, слабый голос Якова.
В доме
потухли огни, замолкли все звуки; только соловей наполнял собой, казалось, всё необъятное, молчаливое и светлое пространство.
В рыбачьей хижине сидит у
огня Жанна, жена рыбака, и чинит старый парус. На дворе свистит и воет ветер и, плескаясь и разбиваясь о берег, гудят волны… На дворе темно и холодно, на море буря, но в рыбачьей хижине тепло и уютно. Земляной пол чисто выметен; в печи не
потух еще
огонь; на полке блестит посуда. На кровати с опущенным белым пологом спят пятеро детей под завывание бурного моря. Муж-рыбак с утра вышел на своей лодке в море и не возвращался еще. Слышит рыбачка гул волн и рев ветра. Жутко Жанне.
Волкан
потухал; но между грудами камней, угля и пепла мелькали иногда светлые искры прежнего
огня.
Огонь в тепленке почти совсем
потух. Угольки, перегорая, то светились алым жаром, то мутились серой пленкой. В зимнице было темно и тихо — только и звуков, что иной лесник всхрапывает, как добрая лошадь, а у другого вдруг ни с того ни с сего душа носом засвистит.
Бывают места под землей, где этот воздух собирается, и если попадешь в такое место, то сейчас умираешь. Для этого в рудниках делают лампы, и прежде чем человеку идти в такое место, спускают туда лампу. Если лампа
тухнет, то и человеку нельзя идти; тогда пускают туда чистого воздуха до тех пор, пока может
огонь гореть.
Уж стал месяц бледнеть, роса пала, близко к свету, а Жилин до края леса не дошел. «Ну, — думает, — еще тридцать шагов пройду, сверну в лес и сяду». Прошел тридцать шагов, видит — лес кончается. Вышел на край — совсем светло, как на ладонке перед ним степь и крепость, и налево, близехонько под горой,
огни горят,
тухнут, дым стелется и люди у костров.
В господском доме тоже мало-помалу
потухли огни.
Ушли наконец оттуда пасечник Кирилла, Устюгов с Богатыревым и другие старые люди. И только что ушли они, стихли в богадельне и крики и вопли… Вдруг затворились окна, вдруг
потухли огни.
С каждой минутой одни за другими
тухнут огни на земле и стихает городской шум, реже и реже стучат где-нибудь в отдаленье пролетки с запоздалыми седоками, слышней и слышнее раздаются тоскливые напевы караульных татар и глухие удары их дубинок о мостовую.
По всей деревне
потухли огни,
потухли они и у работников, теплились только лампадки пред иконами в доме Патапа Максимыча. Все заснуло, все притихло, только ветер сильней и громче завывает в дымовых трубах. Ни на одном дворе собака не взлает. Только что смерклось, Асаф разбросал знакомым псам маленькой деревушки куски говядины с каким-то зельем, принесенным Минеем. Свернувшись в клубок, собаки лежат по дворам и не чуют чужого.
Она сыра и туго поддается
огню, и потому огненные змеи ползут медленно, то разрываясь на части, то
потухая, то опять вспыхивая.
В тот день мы решили после «спуска газа», то есть после того как погасят
огонь, поболтать о «доме». Нина плохо себя чувствовала последние два дня; ненастная петербургская осень отразилась на хрупком организме южанки. Миндалевидные черные глазки Нины лихорадочно загорались и
тухли поминутно, синие жилки бились под прозрачно-матовой кожей нежного виска. Сердитый Пугач не раз заботливо предлагал княжне «отдохнуть» день-другой в лазарете.
Трава эта
потухла, но свет только усилился: я не вижу причины этого света, не знаю, что горит, но могу заключить, что тот же
огонь, который сжег эту траву, жжет теперь дальний лес, или что-то такое, чего я не могу видеть.
Со всей волости баб да девок нагонят… Тут дело известное: что в поле горох да репка, то в мире баба да девка, значит, тут без греха невозможно, потому что всяка жива душа калачика хочет. Потешные-то
огни как
потухнут, князь Алексей Юрьич с большими господами в павильон, а мелкопоместное шляхетство в садочке, на лужочке да по овражкам всю ночь до утра прокуражатся.
Он вышел и оставил дверь настежь. В избу влетел ветер.
Огонь на свечке беспокойно замелькал, ярко вспыхнул и
потух.
Шагах в десяти текла темная холодная река; она ворчала, хлюпала об изрытый глинистый берег и быстро неслась куда-то в далекое море. У самого берега темнела большая баржа, которую перевозчики называют «карбасом». Далеко на том берегу,
потухая и переливаясь, змейками ползали
огни: это жгли прошлогоднюю траву. А за змейками опять потемки. Слышно, как небольшие льдины стучат о баржу. Сыро, холодно…
В Ставрогине сладострастие теряет свою горячую стихию,
огонь его
потухает.
Огонь в глазах Толстых вдруг
потух. Он взял со стола револьвер, бросил его в ящик стола и запер последний. Иннокентий Антипович на этот раз покорил его.
«Отныне шум этот будет моею любимою музыкой!» — сказал двадцатилетний герой, и голубые глаза его воспламенились в первый раз
огнем мужества, которое с того времени не
потухало; лицо его вспыхнуло первым желанием победы и осенилось первою думою о способах побеждать.
В Новгороде ярко горели
огни, но мрак вечера давно уже сгущался; наступала ночь, светлая, роскошная.
Огни один за другим стали
потухать, и скоро вечно живой город, слившись вдали с горизонтом в один бледный свет, затих и заснул.
В Новгороде ярко горели
огни, но мрак вечера давно уже сгущался; наступила ночь, светлая, роскошная.
Огни один за другим стали
потухать, и скоро вечно живой город, слившись с горизонтом в один бледный свет, затих и заснул.
В первый же день, проведенный вместе с мужем и женой, он вполне убедился, что
огонь их домашнего очага, который и светит, и греет в супружеской жизни,
потух совершенно.
Толстых застонал и снова безмолвно опустился на диван.
Огонь в глазах его совершенно
потух — он преклонился перед новым могуществом строго судьи, могуществом представителя возмездия, он перестал быть главою дома, нравственную власть над ним захватил Гладких. Петр Иннокентьевич все еще продолжал держать в руке револьвер, но Гладких спокойно взял его у него, как берут у ребенка опасную игрушку.
Огонь на самом деле стал было
потухать, и мокрый хворост только потрескивал и дымился.
Душевный
огонь не
потухал еще в черных глазах ее; красота, которою она некогда славилась, еще оставила следы на отцветшем лице.
Огонь на самом деле стал было
потухать, и мокрый хворост только потрескивал и дымился. Хворосту кое-как нашли и подбросили. Попойка продолжалась.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные
огни костров
потухали и бледнели.
На том месте, с которого слышались крики, зажегся и
потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись
огни, и крики всё более и более усиливались.
— Свет солнечный не жидкость, потому что если бы он был жидкостью, то можно было бы переливать его, и он колебался бы от ветра, как вода. Свет солнечный тоже не
огонь, потому что, если бы это был
огонь, он бы
тух в воде. Свет тоже не дух, потому что он виден, и не тело, потому что нельзя им двигать. А так как свет солнечный не жидкость, не твердое, не дух, не тело, то свет солнечный — ничто.
Он говорил себе: «Победа или мученичество, а если и мученичество, то мученичество это та же победа, но только в будущем». И
огонь, загоревшийся в нем, не только не
потухал в продолжение семи лет его революционной деятельности, а все более и более разгорался, поддерживаемый любовью и уважением тех людей, среди которых он вращался.